"Главная" "О себе" "Творчество" "Гостевая" Сетевые друзья |
Яицкие казаки и Змей Горыныч
Рашид Полухин
Смеркалось. Цикады стрекотали о чём-то своём. Степь пахла прелой соломой, конским навозом и дымом от небольшого костерка. Высушенная солнцем трава колыхалась от порывов теплого ветерка. Жара ещё не спала. Дышать было тяжело, что предвещало близкую грозу.
Двое мужиков у костра в овраге жевали вяленое мясо с хлебом и луком и изредка переговаривались между собой. Кони, привязанные к деревцам, щипали листья и помахивали ушами, отгоняя надоедливых оводов.
- Емельян Тимофеевича-то сказнили, - произнес рыжий, с бородой клочьями и прыщом на носу.
- Ты чего, Севостьян, - удивился маленький, худощавый, черненький - Пугачёва ещё зимой, как четвертовали. Не знаешь, что ли?
- Знаю давно, но понял сейчас, - ответил первый.
- Что понял-то? - удивился второй мужик.
- Кончилась вольница казачья, вот что, - рыжий дожевал отрезанный ломоть хлеба и уложил оставшуюся еду в котомку, - Догулялись. Теперь амба, и в Сибири и на Байкале воли не будет.
- Сибирь, она большая, Севостьян, - возразил чёрненький.
- Так ведь, если зверем жить - воля везде, Панкрат, - развивал мысль рыжий, - Мы же привыкли в барских хоромах ночевать, с дворянскими дочками спать.
- Еще за кордон утечь можно, в Персию, али к туркам.
- Запрягут служить, почти как янычарами, - поморщился Севостьян, - Неволя похуже российской.
- Брось, ты ведь не такой и гулёна, - всё больше удивлялся чёрненький, - Ты же, напротив, всё в углу больше сидишь, да смотришь. Что-то за тобой особой лихости с дворянскими дочками, да разбоя не замечал я.
- Да уж, - согласился Севостьян, - Озорники все на суках висят давно, али четвертованы, иные с клеймами на щеках и носами драными. Но я понимать люблю, что волен делать всё, чего мне хочется. Может мне того и не надо вовсе, но сознавать, что доступно - приятно весьма. А теперь иначе стало.
- Предали ближние Емельян Тимофеича, всегда так. Зажрутся и свои же, ближние, за обиду малую великое дело сгубят.
- Не в том дело, Панкрат, наказан богом донской казак. Но не только за пролитую кровь, - рыжий посмотрел в вечернее небо, на котором уже начали зажигаться первые звёзды, - На душегубство за великое дело господь время потом дает, грехи замолить. За то дело наше прахом пошло, что взял Пугачёв имя чужое себе, царское.
- Может и правда, Пётр он, Севостьян?
- Брось, Панкрат, мы не гарнизонных солдат соблазняем. Да и кончилось уже всё. Какой же Емельян царь? - рыжий махнул рукой, - Дурак он, что имя чужое себе присвоил! И не будут о нём теперь песен складывать, как о Степане Разине.
- У Разина тоже судьбина нелегкая. Такова она, видать, доля казачья, - грустно ответил худощавый, с тоской глядя в ночное небо, - И Яик вольный наш Катька Уралом звать велела, тьфу.
Замолкли, думы в головы лезли тяжкие. Как жить? Как выжить? Дождик накрапывать начал, набирая со временем силу. Прятаться от него в походные кожаные мешки пора, да от мыслей своих не спрячешься....
И тут как гром среди ясного неба! Небо-то оно и не ясное совсем, как раз, да сравнение уж верное больно. Сверкнула молния. Да не такая совсем, как в ливень. Будто загорелся костер в небе. И из небесной кутерьмы вдруг вывалилась громадная птица. И не птица даже, а ящер какой-то крылатый. Тяжело маша перепончатыми крыльями, дракон неровными кругами начал опускаться к земле. Казаки разом перекрестились, лошади сорвались с привязи и унеслись в ночную степь. Люди тоже хотели бежать, но какая-то неведомая сила будто приковала их ноги к земле. Страх ли перед неведомым чудищем? Нет, таким людям, смерть видевшим сотни раз, и черт не страшен, не то, что там зверь какой. Просто им, казакам-разбойникам, давно продавшим за волю иконы святые, увиделось вдруг, что есть в мире что-то ещё, кроме картелей царицы Екатерины.
Летучий змей между тем резко приземлился, почти рухнул среди ковыля, пробуравив травянистый степной покров мощными лапами и брюхом. Казаки взялись за сабли.
- Что-то плохо мне, ребята, - зашипел крылатый ящер, косясь на мужиков желтыми, размером с чайные блюдца, глазами.
- А что стряслось? - поинтересовался Севостьян. Казаки, люди бывалые, почти пришли в себя, хоть и продолжали дивиться невиданному чудищу.
- Полная амба, ребята! - пожаловался змей, - Забили совсем.
- Тьфу ты, - произнес Панкрат сердито, будто прямо над ним не возвышалась туша огромного говорящего зверя, - Лошадей и не сыскать теперь!
- Лошади..., - зашипел змей как-то странно, было в его слове что-то желудочное.
Казаки насторожились.
- Есть хочешь, что ли? - поинтересовался рыжий Севостьян аккуратно.
- Хочу немного, - ответил крылатый зверь, но тут же добавил, - Но вы не волнуйтесь, я людей не ем.
- Так мы и не волнуемся особо, - Панкрат помахал саблей, казавшейся на фоне огромного ящера просто игрушечной.
- То есть я, конечно, употребляю людей на пропитание и в очень даже большом количестве, но не таких, как вы, - уточнил змей.
- Хм, - нахмурился рыжий Севостьян. И спросил почти обиженно, - Чем это мы не подходим?
- Да вы ненастоящие. А я употребляю только природный продукт, - объяснил зверь. И тут же уточнил, - Вы, небось, слов-то таких не знаете, природный, продукт. Я, так понимаю, в какие-то древние времена свалился.
- Чего? - одновременно вопросили казаки, еще более дивясь невиданному чудищу. А Панкрат добавил, - Ты кто такой вообще есть? И откуда взялся.
Змей какое-то время молчал. Ночную степь холодил падающий с небес дождь, все никак не переходящий в ливень. Потом дракон маленько поворочался, будто что-то ему мешало, устроился удобнее и начал рассказывать:
- Ребята, я вижу вы народ стоящий, смелый. К тому же с жизненным опытом.
- Стой, а что такое жизненный опыт? - перебил чудище Севостьян.
- Ой, правильно, - извинился змей, - Вы таких слов тоже не знаете. Постараюсь вам всё очень просто объяснить, учитывая ваши познания в области.... Ну да не в том суть. Дело серьезное, если нам удастся найти общий язык, можете вы от погибели людей спасти. Всех людей. Человечество то есть. Впрочем, такого слова вы тоже не знаете.
- Не, почему, я понял. То есть не только православных, но и еретиков с басурманами? - уточнил Панкрат, задумчиво глядя на зверя.
- Точно! - обрадовался дракон сообразительности казака, - А для начала представлюсь. Я - Змей Горыныч.
- Удивил, - махнул рукой Севостьян, - Это мы давно поняли.
- Да ничего вы не поняли! - обиделся зверь, - Змей Горынычей-то не бывает!
- Еще как бывают! - возразил Панкрат.
- А я говорю, не бывает! - возмутился зверь, - Я говорю!
- Погоди! - опешил рыжий Севостьян, - Ты ведь есть!
- Я есть, но Змей Горынычей не бывает, - пояснил Змей Горыныч, - А чтоб понять, как такое может быть, слушайте и не перебивайте.
Казаки недовольно кивнули, но больше в споры не пускались. И только время от времени то крестились, то плевались куда-то в ночь. А дракон рассказывал им что-то совершенно странное и страшное одновременно. И глаза его недобро светились в дождливом мраке ночи:
- Я, ребята, из вашего будущего. Забавно звучит, правда? И, тем не менее, это так. Хотите -верьте, хотите - нет. Но желательно, чтобы поверили. Какая там жизнь, даже не стоит пытаться вам объяснить. Совсем не такая, как у вас. Даже если бы я залетел не в ваши времена, а на годков триста пятьдесят попозднее, всё равно, никто бы толком меня не понял. Скажу только, что ваше оружие в то время станет просто игрушкой. И править людьми будет не царица какая или царь. И не демократическое правительство даже. Ой, извиняюсь, вы таких слов опять не знаете, - Змей Горыныч, досадуя, покачал своей треугольной головой, - Так вот, во времени, из которого я, царство снов. Точнее, мир сознания. Только вы слов таких, опять же не знаете. Жить будут не люди, а их мысли. Они, мысли то бишь, будут ходить друг к другу в гости, беседовать, ссориться, мириться и, наконец, воевать.
- Кошмар какой! - жалобно произнес Севостьян.
- Грехи наши тяжкие! - перекрестился Панкрат.
- Да нет, вам просто непривычно. А на самом деле очень даже здорово! - возразил Змей Горыныч, - Вы себе не представляете, какую кучу всяких интересных вещей можно придумать. Сколько развлечений можно вообразить, какие палаты мысли можно воздвигнуть.
- Что ж ты тогда такой побитый и помощи хочешь? - ехидно поинтересовался Панкрат.
- Эх, ребята, потому что произошла у нас одна большая-большая неприятность, - вздохнул дракон, - И называется неприятность эта войной. Да не с кем-нибудь, а с сознанием инопланетным, куда более развитым, чем людское.
- Чего? - возмутился Севостьян, - Вот умных слов понакидал!
- Да. И в самом деле, - смутился Змей Горыныч, - Война у нас с теми, кто к людям никакого отношения не имеет.
- С бесами, что ли? - начал истово креститься Панкрат. Да и рыжий казак про бога вспомнил.
- Да пускай будут бесами! - согласился крылатый ящер, - Хоть в мире вашем, то есть материальном, они больше на червяков похожи. А воюют с нами такими мерзкими мыслями, что жуть полная.
- Прости меня, Господи! Срамота какая! - возвёл Панкрат очи к небу.
- И не то слово, - хмуро зашипел крылатый зверь в ответ, - Такую жуть эти червяки придумывают, что одерживают над нами победу за победой. Вот и меня к вам выкинуло, как они вообразили что.... Не, вспоминать не хочется.
- И что теперь? - сочувственно спросил Севостьян, - Конец пришёл роду людскому?
- Очень может быть, - согласился ящер, - Вся надежда моя на вас. Суть-то в чем? Я придуманный ведь, причём, специально для войны этой проклятой. Потому вас придуманным и назвал. Очень мне не нравится, что я ненастоящий вроде как. А зачем меня придумали? Чтобы странной мыслью червяков ничтожных испугать. Причем, получилось ведь почти. Потому что раньше наши придумывали всё ядерные бомбы, бластеры, космические крейсеры, психотропное оружие. Но что-то не особо всё это на червяков действовало. И тут кто-то про драконов вспомнил. Так мы, нашей воображенной крылатой ратью, очень серьезное поражение червякам нанесли. Но, увы, они новую жуть придумали, так что победа наша оказалась только временной.
- Едрить! Даже драконы с червяками справиться не могут! - возмутился Панкрат, - А с нас разве польза получится?
- В том-то и суть! - обрадовался Змей Горыныч вопросу казака, - Вы ведь из другого времени, а потому мысли у вас совсем другие. Глядишь, и удумаете что-то такое, от чего червякам плохо станет. Так как, полетели?
Казаки переглянулись между собой. Севостьян резко махнул рукой:
- Была, не была! Всё равно здесь житья нет, катькины каратели лютуют. Хоть порезвимся напоследок.
- Ухх, зададим жару червякам! - поддержал товарища другой казак.
Двое мужиков взобрались на спину Змей Горыныча. Тот разбежался и взмыл в небо. А после вся компания провалилась в какой-то странный, играющий малыми молниями провал облаков.
Оказавшись в мире воображения, казаки в начале совсем растерялись. Всё странное, всё непонятное. Только друг друга, да Змей Горыныча и узнавали. А вокруг всё совершенно неизвестное. Но как-то очень быстро различили они в серости мысленного мира отвратительную червячную жуть. И возмутились. И стали со злости творить образы ужасные. Придумали дыбы, ряды солдат с шомполами. Как человека, к лошадям привязанного пополам разрывает, придумали тоже.
Испугалась таких мыслей жуть червячная, но тут же в ответ свои отвратительные образы создала. Но не на тех нарвалось окаянное инопланетное сознание! Червякам казаков яицких не испугать! Вообразили себе Панкрат с Севостьяном на двоих кузькину мать. Да и показали её инопланетной нечисти. Испугалось червячное сознание увиденного так, что сбежало куда-то совсем далеко, на другой край вселенной воображения.
- Ну вы, мужики, даете! - восхитился Змей Горыныч, - Я и сам со страху чуть летать не разучился.
- Хороша, да? - полюбовалась собой недавно только родившаяся из лихих казачьих мыслей кузькина мать, теперь ставшая вполне самостоятельным существом. И спросила у своих создателей, - Панкрат, Севостьян, чего делать-то теперь собираетесь?
- Так раздолье степи придумаем, реку вольную в степи той, - ответил за двоих рыжий казак, - Только зваться река та будет не Уралом, конечно. Яик - вот имя реки той.
|