"Главная" "О себе" "Творчество" "Гостевая" Сетевые друзья |
Потеряться у МИДа
Рашид Полухин
Памяти цельной, как таковой, не было. Только отдельные фрагменты воспоминаний, кое-как выстроенные во времени. И еще он знал, что его зовут Барак. Но это другое прозвище, настоящее. В памяти сохранился оттиск о том, что еще бывают имена, которые дают от рождения. Суть которых - одна оболочка. А истину человек узнаёт после, перестав быть теплокровным двуногим с потребностями в обмене веществ.
Барак попытался сложить фрагменты памяти воедино, но получилась лишь мозаичная цепочка, выложенная цветными вкраплениями воспоминаний в бездне неизвестности.
'Какой-то школьный класс, на доске биссектриса рассекает треугольник. Девочки болтают о рок-эн-ролле. За окном над озером парят чайки, а берега окрашены листвой осенней рябины'.
'Огромный город, престижный институт. Много людей, много дел. Большинство озабочены. И почти все торгуют. Он учится'.
Чему? Провал, да и не имеет значения, пока.
'Убойный преподаватель, убойный коллоквиум по математическому анализу. И ещё холодно, в аудиториях не топят. Коллоквиум не сдан. Но всеми, а потому не страшно'.
И ещё отчетливо дата в памяти. Год девяносто третий, октябрь, самое начало месяца.
'Ночная улица, безлюдно. Ларьки закрыты. И нет милиции. Её никогда нет, когда вершатся большие дела. В свиной монгольской кожанке тепло'.
'Фундаментальная высотная башня. МИД'.
Бессмысленное слово 'МИД'. Но он точно помнит, что здание называется так.
'Площадь у высотки, большой универсам, вниз уходит к реке и вокзалу проспект. Другая улица, древняя, ведет вверх. Она перегорожена недостроенными подмостками для ожидающегося концерта'.
'Вокзал', 'концерт', - странные, ничего не значащие слова.
'День. У МИДа почти никого нет. Только напротив взвода ОМОНа полощут красными флагами несколько старушек. Проносятся по кольцевой дороге редкие автомобили'.
Что такое взвод ОМОНа? В чём смысл красного флага? Как двигаются металлические жуки, называющиеся автомобилями? Опять провал в памяти, но теперь уже совсем короткий.
'Вечер или ночь. У МИДа толпа. Подмостки под концерт раздолбаны. Стекла в магазинах закрыты бронированными жалюзями или выбиты. Мастерят игрушечные баррикады из тары и автомобильных покрышек. Пылает перевернутый грузовик, 'ЗИЛ' и прицеп рядом. Много пьяных'.
Барак не знает многих слов, их смысла. Он только может ткнуть пальцем, если его спросят и ответить: 'Прицеп грузовика 'ЗИЛ''. Опять провал памяти.
'Толпа валит по улице куда-то вниз. Она хочет крови. Монументальное прямоугольное здание у реки. Белое'.
Нет, не правительства, есть еще какое-то слово, но Барак его не помнит.
'Толпа хочет крови. Но крови не тех людей, которые встречают их у белого здания. Толпе нужны другие, о ком говорят вожди в странной богатой одежде властителей. Он встречается взглядом с одним из властелинов, чёрненьким, говорящим с небольшим акцентом. Тот формально самый главный здесь, но только формально'.
Опять мрак неизвестности.
'С другого берега реки палят орудия танков. Верхние этажи белого здания горят. Но железные махины только пугают, загоняют в подвалы. Опаснее маленькие осы смерти, посылаемые снайперами, засевшими на верхних этажах и крышах соседних домов. Люди прячутся от пуль под массивными столами из красного дерева. И опять рядом тот чёрненький, с акцентом'.
Болезненные воспоминания, там есть трупы и плач. И провалы памяти.
'Бежать. Надо бежать. Животный инстинкт самосохранения. Снова тот чёрненький, будто есть какая-то связь. Переулки. Старые дома. Осенние деревья. Взрыв. И разбитая картинка мира. Только табличка перед глазами 'Сивцев Вражек''.
И вот Барак здесь. Горы. Сияет снег на вершинах. Крутые склоны покрыты лесами. Струится по дну ущелья горная речка. Ледяная вода бьётся о камни. На Бараке нем цветастый восточный халат, под халатом тонкая кольчуга, широкие шаровары, лисья шапка, мягкие кожаные сапоги без каблуков. На широком поясе кривая сабля. И не памяти, не мыслей, что делать.
- Барак, ты опоздал, как всегда, - голубой див скалит зубы и лукаво смеётся.
- Янтри? Откуда я знаю, как тебя зовут?
- Ты всё забыл, дружище, - див подходит к Бараку и хлопает когтистой лапой по плечу, - Мы - с тобой третья сила. Служим ей, то есть. Но начальство так давно не объявлялось, что все решения нам приходится принимать на свой страх и риск.
- Откуда эта дурацкая одежда на мне? И вообще, к тебе масса вопросов, - Барак удивляется ещё и тому, что не испытывает иных чувств к образине, кроме смеси симпатии и ехидства.
- Насчёт одежды, дружок, всё очень просто, - Янтри садится на валун и, между делом, крошит в песок гранит в кулаке, - Начало тринадцатого века от рождества Христова. Только здесь об этом не знает никто, кроме редкого купца-армянина, лазутчика-грека или совсем уж бесшабашного грузина, выехавшего на охоту. Больше праведные муллы пытаются вразумить косматых горцев. Но не слишком-то у правоверных получается. Вот и вписываешься в историческую, понимаешь, обстановку своим халатом и прочими вещичками, - див лупит, шутя кулаком по скале, откалывая здоровый кусок.
Барак что-то судорожно соображает:
- Кавказ?
- Он самый, братан, - див чешется, - Сижу за решеткой в темнице сырой, вскормленный в неволе орёл молодой. Стихи не в тему, да и не написаны ещё, но уж больно хороши. Хоть мне больше нравится про кроху сына, который к отцу пришел и 'С чего начинается Родина'.
- Плебей, - Барак не помнит стихов, о которых говорит див, но дурной вкус Янтри ему известен, - Хорошо, Кавказ, начало тринадцатого века. И что?
- Честно говоря, здесь я и сам запутался, - чудище выражает свое недовольство, метнув валун на вершину ближайшей горы. Оттуда немедленно сходит небольшая лавина, - Забыл, такие дела, что приключилось в прошлый раз, и как мы расстались.
- А ты вспомни! - Барак выхватывает саблю из ножен. Почему-то оружие знакомо, будто родное. И Барак, похоже, мастерски им владеет, - Слушай, Янтри, я-то воин!
- И еще какой, самый лучший! Почти самый лучший, - тут же поправляется див. Физиономия Янтри весьма задумчива, - Слушай, давай вспоминать вместе? Ты хоть чего-нибудь помнишь?
- Не, ничего не помню, - Барак продолжает наслаждаться саблей в руке, лихо выписывая молниеносные выпады клинком в воздухе, - Только обрывки какие-то, железная техника, толпа. Большое белое здания. Ещё названия помню - Сивцев Вражек и МИД. Да, какой-то чёрненький там всё время рядом со мной ушивался.
- Россия, конец двадцатого века, смутное время, - див вырывает с корнем небольшую сосну и начинает стучать ей по земле, - Что-то такое смутно начинаю припоминать, - Янтри морщится, - Не, не получается. Сначала надо выстроить основную концепцию. Ты помнишь, кто мы такие?
- Нет, не помню, - Барак машет саблей, и сосна в лапах дива рассыпается в труху.
- Да погоди ты! Еще навоюемся! - Янтри разглядывает шерсть на груди и недовольно произносит, - Завалялась, чего-то, надо бы в баню. Да, о чём это я? Так вот, мы с тобой - третья сила. Судьи Высшей Справедливости.
- Ни фига себе! Круто!
- Как дите малое! - недоволен див, - Впрочем, понимаю, шок и всё такое. Так вот, наша цель - поддержание баланса между добром и злом.
- Ого! - на этот раз Барак так удивлен, что отправляет саблю в ножны и внимательно смотрит на Янтри, - Рассказывай.
- Всё, собственно, - смеётся див, - Мы поддерживаем течение времени, следим, чтобы не было перегибов ни в ту, ни в другую сторону. Но что случилось с нами в последний раз, я всё равно вспомнить не могу.
- Так, ладно, что делать будем? - Барак сосредоточен и ждет слов напарника.
- Как всегда, работать, - Янтри берет из воздуха прозрачный светящийся голубой шар, - Текс, что тут у нас? Дикари всякие, индейцы, правда, они ещё не в курсе, что индейцы, негры, эскимосы - охотятся. Ну и пускай себе охотятся. Европа замки делит и крестовые походы замышляет. Ну и фиг с ней, пускай делит и замышляет. Муллы спорят, - скоро доспорятся. Всё идёт как надо вроде, - див зевнул, - Монголы шибко разгулялись, ну и пускай гуляют. Резню в Азии устроили. Только так и должно быть. Не жизнь, а малина, - неожиданно див нахмурился, - Так, а вот здесь мне не нравится. Два войска. Всё те же монголы. Смотри, Барак, какая фишка получается.
- И какая же?
- Монголы, то есть тумен Субудая, сейчас победит, пройдется по Грузии, потом через весь Кавказ и южными степями в Европу. Остановят его только под Веной. И какой результат? Стремительный рост Германии, впрочем, который очень быстро пойдет на спад. Однако, изменение истории останется. И, как следствие, первая ядерная бомба у Гитлера. Нацисты завоёвывают мир, половину человечества палят в крематориях, другую зомбируют. Сами деградируют. Апокалипсис, одним словом. Победа сил зла.
- И чего делать? Прикончить Субудая?
- Совсем ты всё забыл! - рассердился Янтри, - Субудая прикончить! Это ж половину истории изменить! А мы вообще практически не должны вмешиваться, внося мельчайшие изменения, если видим в конце истории крах. Я не понимаю, почему Субудай победит, вот что важно. Где-то мы с тобой напортачили. А где - неизвестно. Будем править.
Ночь. Горная ночь. Не бывает большей тьмы, чем в горах в беззвездную ночь. Только сумасшедшие ходят ночью в горах. И ещё шпионы или враги. Горная война коварна, побеждает хитрейший. У гор нет жалости к слабому, только первозданная красота древней дикости.
Курдский часовой почти дремлет и не слышит крадущихся к нему монголов. Тех ведёт проводник, один из местных невольников-туркменов, освобожденный воинами Субудая. Настоящие люди - монголы, почти настоящие люди - кипчаки, еще не названные тюрками, остальные рабы.
- Из-за таких бездельников и рушатся великие империи, - шепчет див, неодобрительно наблюдая за курдом часовым.
Барак ползёт по земле между камнями. Монголы близко, воин слышит шорох их одежды. Прирежут беспечную охрану, а потом атакуют с тыла. Победят горцев по правилам горной войны.
Барак достает из кармана халата мешочек с молотым перцем, сыпет щепотку серого порошка на ладонь, дует. Монгол чихает, раз, другой. Курд-часовой приходит в себя и объявляет тревогу. Монголы, видя, что дело сорвалось, отступают. Происходит бой основных сил внизу в ущелье, но завоеватели мира уходят. Субудай слишком умен, чтобы штурмовать скалы в лоб. Тумен великого батыра пойдёт вдоль восточного берега Каспия, зальет кровью половецкую степь, разобьёт русичей при Калке и исчезнет, уйдя на восток. Ход мировой истории восстановлен.
- Вот так великие дела и вершатся, - улыбается див, - Не кровью, а щепотью перца. Я не пойму только, откуда мешочек взялся в твоём халате?
- Важно ли это? - спрашивает Барак, держа руку на рукояти сабли.
- Пожалуй, что и нет, - див напряженно вглядывается в светящийся шар, - Не пойму я, вроде порядок навели, а всё равно не так получается! - Янтри со злости обрушивает валун в ущелье, начинается камнепад.
- Теперь в чём дело?
- Кобу раньше времени завалили! Он вместе с бандой абреков пароход у Сухуми грабил, вот его шальная пуля городничего и настигла.
- Собаке - собачья смерть. Что-то у меня в памяти всплывает. Кажись, тиран какой-то? Император?
- Типа того, - машет лапой див, - Сын сапожника, фамилия Джугашвили. Только вот в чём беда, если его пришьют не до срока, к власти в СССР после Ленина придет Бухарин. Начнет строить экономику по китайской модели. То есть так эту модель позже назовут. Так вот, строй будет весьма либеральный, а потому войну всё той же Германии моментально проиграют. И всё бы ничего, но я тебе уже рассказывал, что наци выродятся. А нам краха рода людского допускать никак нельзя, - Янтри достает из ниоткуда сковородку, жарит на ней быстренько яичницу с салом. Берет из пустоты хлеб и луковицу, ест, рассуждает, - Видишь, как, приходится злодеев спасать, чтобы человечество выжило.
- Тогда вперед!
- Ваган, рэвольвэры провэрил? - молодцеватый абрек с тонкими усиками косится на одного из напарников.
- Все висший класс, гэнацвали! - отвечает косматый горец. Говорят на русском. Смешение народов, левые радикалы.
- Ваган, а макэдонки провэрил? - уточняет красавчик.
Косматый играется самодельной бомбой:
- Я их тышу раз провэрил, гэнацвали! Взривутся, так взривутся!
- Коба, и чито там ти видищь? - спрашивает абрек у маленького товарища, прильнувшего к подзорной трубе. Тот наблюдает за морем и на его угрюмом лице, покоцанном оспой, улыбка.
- Пливут! Карощий пароход! Как гаварили! - отвечает наблюдатель.
- А зачэм ти улыбаешьси? Чито ти там еще видищь?
- Э-э-э, женщин там голый!
Весь небольшой отряд тут же подается к наблюдателю. Но революционеры тут же замирают под суровыми взглядами товарищей. Друг друга, то есть.
- Савсэм, савсэм голый женщин? - уточняет молодцеватый абрек, прихорашивая усы.
- Нэ-э, нэ савсэм, - обижается Коба, - Она в ливчик, загорает. Зато красывый женщин какой!
- Охран балшой?
- Нэ-э, нэ очен балшой. Одын стоит на носу. Одын на корма. Навэрно еще есть, но нэ много.
- Будэм брать! - решает абрек.
Раздеваются, револьверы, македонки в непромокаемых кожаных мешках, подвешенных к телу, ножи в зубы. Входят в воду, плывут к пароходу. Коба остается на берегу, прикрывать тыл и приглядывать за лошадьми.
- Как же его могут шлепнуть? - недоуменно спрашивает Барак у дива. Парочка наблюдает за происходящим из-за ближнего утеса.
- Шальная пуля, - жмет плечами Янтри.
Абреки добираются до парохода, начинается вялая стрельба. Революционеры-налетчики предпочитают орудовать ножами. Коба смотрит за драмой, происходящей на палубе в подзорную трубу.
- Пора! - шепчет див.
Барак выходит из-за утеса:
- Слышь, мужик, ты дурак!
Маленький революционер резко вздрагивает и оборачивается на голос. Визжит пуля городничего.
- Чито? - спрашивает Коба, изумленно косясь на возвышающегося из-за утеса дива.
- Да ничего! - отвечает Барак, и парочка закадычных друзей исчезает в сгустке тумана.
Сидят на горе, едят пельмени со сметаной. Барак качает головой:
- Зря, может, мы ему показались? Зачем ему было тебя видеть? Может, из-за того он и такой дёрганный?
- Коба-то? Вряд ли, - расслабленно возражает Янтри, довольно хлопая по набитому пузу, - Ему что с гуся вода, он и до нас чокнутым был. А мы с тобой хорошее дело сотворили, - Иосифа Виссарионовича спасли для великих дел. Теперь в порядке всё, - див смотрит в шар, хмурится, - Ничего не в порядке! Ничего!
- Что стряслось? - Барак роняет пельмень с ложки на землю. Впрочем, тут же отряхивает душистый кусочек мяса с тестом и отправляет в рот.
- Чушь полная! - Янтри топчет ногами по земле, сотрясая горы, - Прикинь, эти ребята в девяносто третьем договорились. Не было никакой чеченской войны, не было взрывов домов в Нью-Йорке! Идиотизм!
- И что в этом плохого? - Барак роняет на землю второй пельмень. К тому же речь о девяносто третьем годе, кровь стучит в висок.
- Да всё бы ничего, только в результате радикально настроенные ребята не стали размениваться по мелочам. Никаких терактов с десятками или сотнями трупов, а просто как-то захватили центр управления ядерными ракетами, да и пульнули. Никто не был готов, расслабились, а человечеству крышка, - див внимательно смотрит на Барака, - Придется исправить, война в Чечне должна быть.
- Будем работать, - отвечает напарник.
Горы. Лес. Несколько автомобилей. Ребята с автоматами, но немного, серьезные люди встречаются. Гордые черненькие ребята и русские и с той и с другой стороны.
- Вы слишком многого хотите, друзья, - говорит один из гостей с офицерской выправкой, - Вы хотите всего. А кто хочет всего - не получает ничего.
- Саша, с людьми можно разговаривать, можно договориться, - отвечает ему напарник, тот, которого Барак видел у белого здания. Акцент почти не заметен, - Друзья, зачем вам независимость? У вас и так будет всё. Вряд ли формальная независимость стоит реальной власти.
Двое черненьких из местных переглядываются. Отвечает молодцеватого вида, с болезненно-горделивым выражением на лице:
- Вопрос доверия и уважения. Я должен доверять и уважать. И меня тоже, только тогда можно о чём-то говорить. И еще, что скажет папа?
- Если мы приедем к папе, а за нашей спиной будете вы, - он сделает. Ему не нужны трудности здесь, - гость с выправкой офицера кивает на горы.
- Интересный поворот, - произносит местный, довольный пониманием возможности влиять на властелина большой страны, - А доверие? Где гарантии?
- Разве ты меня не знаешь? - будто удивляется тот, который из белого здания.
Янтри кидает кусок скалы в ущелье, грохочет камнепад. Вооруженные ребята с обеих сторон судорожно озираются. Див кидает еще один валун вниз.
- Пора идти, - произносит предводитель местных, - Я знаю тебя:
Барака будто бьет током. Сознание уходит в никуда.
Он очухивается, косится на дива. Янтри сочувственно улыбается:
- Досталось, бедняга?
- Да уж. Что произошло? Нам удалось избежать коллапса?
- Всё нормально, - див посмеивается, только как-то грустно, - Сейчас сентябрь девяносто девятого. Первая чеченская война уже закончилась, скоро начнется вторая. Только что дом в Москве на Каширке взорвали. Словом, всё идет по плану.
Барак болезненно морщится:
- Что же произошло?
- А ты вспомни, - чуть светящиеся глаза чудища пронзительно смотрят на человека.
На Барака накатывает какая-то муть, а потом приходит озарение:
- Я тот, черненький из белого здания.
- Да, так оно и есть, - Янтри редко грустит, и от того его печаль особо трогает, - Ты большой грешник друг, и от того, видать, и поставлен охранять мир, в качестве искупления вины. Еще бы узнать, кто я?
- Слушай, товарищ, а может нечего поддерживать равновесие между добром и злом? Дать добру победить, да и точка?
Янтри тут же становится самим собой, придурковатым чудищем:
- И что мы будем делать тогда с тобой? Скучать?
Барак играет саблей:
- Правда, зачем? Пусть всё идет, как всегда. Кстати, почему мы вечно орудуем в этих горах?
Див хохочет:
- Здесь всё просто. Кавказ - пуп Земли.
|
